Стас Ерусланов: А лучшее у Северного было с Черноморской Чайкой

— Стас у тебя были встречи с Высоцким. Расскажи, кто свёл с ним?

— Кто первый раз свёл уже и не помню, вроде Крылов Андрей. А последний раз встречался с ним весной, вроде, до смерти месяца 3-4 оставалось. Всё ждал что в Одессу ко мне приедет, но потом уже только на похороны поехал, как раз сын родился у меня.
Ну вот, приехал на Грузинскую, а там то ли охрана, то ли вахтёр, куда, дескать, я ему объясняю. А мне говорят нету его, сходи посмотри есть ли его зелёная тачка. Вышел из подъезда — вроде не видно. Думаю подожду, времени — валом.

Стою, с этим типом ля-ля, тут заходит. «О, привет Станислав, пошли.» Квартира, как заходишь — сразу кухня, а дальше я и не пошел. «Кофе, — говорит, — попьём.» И бороду снимает, во как, в гриме приехал! Я ему, давай запишемся, а он: «Да, у меня сейчас даже магнитофона тут нет». Но спел пару песен. Говорил: «Вот буду летом в Одессе, тогда точно что-нибудь сделаем». Ну я с полчаса посидел да пошёл. А в Одессу так и не успел приехать…
А на похоронах, там у театра газету я украл. Висела, с тем что Высоцкий умер.
Как со старой квартиры переехал так и потерял, там и про Беринсона газета была…

— А что в газете про Беринсона было?
— Маленькая заметка, что в автокатастрофе погиб. Говорили что с любовницей ехал ночью, хотя кто знает.

— А об Аркадии Северном может что неизвестное вспомнилось?
— Да, все и так всё знают уже. Худой был очень, но голосище луженое имел, петь мог постоянно, когда не пьяный сильно. Но он единственный из всех, кто никогда не просил денег.
Только раз, работаю я, тогда дворником на Молдаванке был, мету. Приходит. «Станислав, у меня в кармане две копейки», — говорит. Понял. «Давай поможешь мне, — говорю, — и поедем». Так Северный со мной убрал всё быстро, я мёл, а он всё в кучу сгрёб и поехали ко мне. На мотоцикл и вперёд.

— Сколько лично записано было тобою Северного?
— Много. Всего и не упомню. Самое лучшее, конечно, с «Черноморской Чайкой» получилось. А делали много, я всяко его писал, и под гитару, и раз под аккордеон сделал. Потом под гитару и аккордеон пару раз пробовали, маленькие катушки писали. С ансамблями, кроме «Ч.Ч.» пробовали, я с ансамблем «Волна» его сделал, половина старых музыкантов была, и несколько новых. Но чего-то не понравилось мне что получилось, так вроде и не пускал никуда этот концерт.
А продал уже потом всё гуртом, там катушек 40 моих оригиналов было, но нормальных (больших, 540 метров — прим. Blatata.Com) штук 15, а остальное на маленьких. Под гитару в основном.
И то что с Кацышевским делали, и что он писал сам — это ещё штук 20 катушек. В общем, всё тогда и отдал.

— А Шандриков?
— С ним особо не общался, он у Коцышевского жил. Так между дел. Пил он сильно, как и Аркадий.

— Про «Волну» вообще ни разу не слыхал, да и под гармошку тоже.
— Ну, попробуй, напиши, может живой ещё (покупатель — прим. Blatata.Com) года два назад письмо было. Он всё забрал, на Северном повёрнут был полностью.

— Круто, а что с Шеваловским?
— Его ко мне Набока прислал, я к нему в Питер ездил за записями, и попросил — может Шеваловский приедет, запишемся. Ну вот и прикатил. Но что-то там у меня не срослось, и у него мало времени было, успели всего один концерт записать под гитару.
А так у меня всё его было, кроме 2-ого и 8-ого концертов. Но их и у Набоки не было, он их, как говорил, «на корню продал». Я то ему: «Давай, мол». Он их хоть и дорого продавал — по 150 рублей за копию, но мне Шеваловский нравился, вот и брал, а он: «Нету, человек приехал прямо на запись, как всё доделали, так всем заплатил и оригинал забрал». Правда, все песни они потом на других концертах перепели, говорил.

— Ну, а ещё кого в те времена делали?
— Да, всех и не помню, много тогда писал. Деньги были — вот и писал.
Стою раз, записи продаю, подходит хмырь такой весь из себя, в плаще кожаном, говорит: «Чего это ты мои записи продаёшь?» Я ему, иди, мол, а он не уходит. «Я, — говорит, — Беляев». «Докажи». Достаёт карточку какую-то, и правда — смотрю «Константин Николаевич Беляев». «Давай, — говорю, — запишем новое чего-нибудь». «Давай, — говорит, — 200 рублей». «Ладно», — говорю. Так я к нему в Москву три раза приезжал писать его. И в Одессе писал его не раз. Последний пару лет назад. Приезжал он, и с «Ланжероном» сделали.
Уехали многие за «бугор»: Братья Арбуз (Вознесенские), тоже их делал, один в ресторане работал, а второй на Пушкинской в звукозаписи, в подвальчике.

— Так я его знаю, ещё когда сопливым был, в Одессе отдыхал и на Пушкинской в подвале записи покупал. Здоровый такой. Я, кстати, там своего первого Брилиантова купил.
— Во! Точно он. У нас все записи брал. И здоровым кабаном был. В Австралии они.

— А с Брилиантовым какие отношения были?
— Давно тоже с ним познакомились. Вместе Соколова-Лаврова писали, Владимира Оршуловича-Сорокина, Щеглова, его самого тоже.
Кстати, та солистка, что в «щегловских» концертах пела, Гала, потом в Москву уехала и в монастырь там пошла. Да и я там одну песню спел. Эти никто не хотели, а мне всё равно, давай, говорю. С матом там много было. Хотя другие песни с матом пели спокойно, а эта про политику была.
Я к нему в Горловку с магнитофоном ездил, так и делали: он на свой для себя, я для себя на свой. В ресторане и в доме культуры мы писали ночами. Писали пока время было.

— А сколько концертов Лаврова сделали всего?
— Вроде там семь получилось. Но писали раза четыре. Делили пополам и называли — это 3-й, а это 4-й…

Беседовал С.Чигрин