Дмитрий Хмелев: «В творчестве и в жизни до всего дохожу сам…»

— Сегодня у меня в гостях автор-исполнитель Дмитрий Хмелев. Два слова о себе буквально.
— Родился-женился? Родился я в 1975, я закончил Уральскую Академию Физкультуры в городе Челябинске, по образованию я тренер восточных единоборств, занимался кикбоксингом, тренировал, потом внезапно в голову ударила музыка, и я внезапно начал писать стихи и сочинять.

— Вот отсюда по подробнее.
— Всегда спрашивают, как получилось, что я спортсмен, а меня так из одной стихии в другую перебросило. Но, если честно, без шуток, для меня гитара и спорт всегда шли рядом. Сначала была мечта в далеком детстве собрать группу, хотелось играть, сочинять – музыкой я болел долго, но потом лет в 14 меня переборол спорт, я начал заниматься боксом, кикбоксингом. И до 25 лет им и занимался. В 25 лет начались мыслишки по поводу поэзии и музыки – как мне показалось, начались получаться песни. И эти песни я показал Александру Яковлевичу Розенбауму – он приехал к нам в Челябинск – после чего он позвонил через три дня, и так, вкратце, и началась моя творческая карьера.

— Я знаю, он очень высоко отозвался о тебе – это дорогого стоит, ведь он человек в песне не последнего масштаба. И как вообще: давит такая оценка?
— Ответственность чувствую.

— Расскажи, пожалуйста, о своем первом альбоме? Альбом очень красивый, лирический.
— Мой первый альбом – «Город детства», моя первая работа.

— Любопытно, что, несмотря на то, что ты спортсмен, у тебя нет ни одной песни о спорте. Ведь обычно спортсмены начинают сочинять именно о нем.
— Да, я задумывался об этом, но что-то как-то никак идей на этот счет не возникало.

— Я слышал одну из твоих новых ядовитых и язвительных песен о современном шоу-бизнесе, подозреваю, она будет в следующем альбоме.
— Да, именно, она записана и будет представлена в новом альбоме, для которого уже записано шесть песен. Всего планируется двенадцать. Альбом будет называться «Рождение» — интересная работа; я осуществляю свою давнюю мечту записать «живую» пластинку без компьютерного вмешательства. Живые музыканты: живые барабаны, живые дудки, живая музыка, — чтобы люди почувствовали «настоящее дыхание» музыки.

— Но это дорогое удовольствие.
— Да, дорогое удовольствие, но стараемся своими силами. Помогают люди, которым нравится то, что я делаю.

— Ты выступал недавно с Александром Яковлевичем Розенбаумом. Как часто это происходит? Он сам тебя приглашает и зовет выступать?
— Александром Яковлевичем мы объездили Россию: были с ним на Урале, в Сибири, в Подмосковье, в Москве. На протяжении последних пяти лет я много где с ним побывал. Это громадный опыт и громадная ответственность: когда выходишь не на разогреве, а в середине концерта. Первое время ножки подкашивались, но ничего, я боец, спортсмен.

— Ты ведь мастер спорта по кикбоксингу. Считается, что спортсмены – это люди очень собранные, очень дисциплинированные, в которых нет места лирике. И вдруг такие красивые песни. Девушки должны складываться штабелями, правда, ты образцовый семьянин. У тебя ведь недавно родился сын? Какие-то песни, посвященные жене или сыну?
— Альбом «Рождение» — это отчасти посвящение сыну. Рождение ребенка, рождение песен, рождение чего-то нового во мне – это все имеет значение. Половину уже сделали, но я боюсь планировать дату выпуска. Делаем не спеша, вперед не заглядываем: боюсь, как бы что-то не сорвалось.

— В альбоме только твои композиции? Не было мыслей записать что-то совместное с Александром Яковлевичем?
— Только мои. Нет, мыслей таких не было. У Александра Яковлевича столько своего материала, к тому же, он занятой человек: у него расписана каждая минута, — так что, мне даже как-то неловко было бы подходить к нему с такими вопросами.

— Какие-то забавные случаи на концертах? Казусы на выступлениях?
— Был у меня один казус, года четыре назад выступали в Москве, в «Олимпийском». У нас был саундчек, все как полагается – я к этому очень ответственно подхожу, ведь выступление проходит вживую. Хотя там нам выступить вживую не дали – пел под минус. Пел я после Ирины Аллегровой. Выхожу – микрофон не работает. Передо мной – 16 тысяч зрителей. Музыка идет, фонограмма идет, вот уже прошел первый куплет – я стою, пытаюсь петь. Ничего не происходит. Пошел второй куплет – раздались крики в адрес организаторов: «Дайте парню микрофон». В общем, я выхожу во второй раз на сцену, беру у ведущего радиомикрофон, а он смотрит на меня такими большими глазами: «Ты что, будешь еще петь». А я говорю: «Конечно, пока не спою – я никуда не уйду». А я пел песню «Снег идет», и у меня на заднем плане девочка делала акробатические движения: изображала снежинку, и там что-то вроде снега падало хлопьями. И вот это «что-то вроде снега» упало мне на голову размером с футбольный мяч и, разъединившись на две части, съехало на нос. А там песня такая романтическая, для нее нужно задумчивое лицо, а я стою, как медведь в снегу. Я просил: «Вырежьте меня, не надо ставить это на телевидение», но они как-то смонтировали, получилось ничего, для тех, кто не знает, вполне себе сносно, но ушел я в отвратительном настроении.

— Дима, раз уж ты катаешься с Александром Яковлевичем последние пять лет, ты уж точно должен был видеть, как он работает и как относится к работе. Что это дает? Есть ли что-то, что ты примеряешь потом на себя? Берешь ли ты что-то от него?
— Ну, во-первых, это его отношение к работе. Он приезжает за три-четыре часа до начала концерта в зал на саундчек и репетирует какие-то вещи, которые могли быть написаны этой ночью, а потом сыграть их в этом же концерте в конце. Он репетирует вещи, которые вызывают сомнение или что-то, в чем он не совсем уверен. Во-вторых, это то, как он выходит к публике, как он одет, как он выглядит. Всегда с иголочки. Он всегда готовится и всегда волнуется: несмотря на то, что уже тридцать лет выступает, он волнуется перед выходом. Мне сначала так смешно было: он стучит по полу за кулисами. Это говорит о его уважении к публике, о его ответственности перед ней. Хочется перенять это и так же это делать.
Когда он приезжает в Москву, я всегда посещаю все концерту и все репетиции. Это может происходить десять дней подряд, но каждый раз я вижу что-то новое, что-то новое всегда откладывается. Я благодарен ему за такую возможность находиться рядом с ним.

— С ним работают легендарные «Братья Жемчужные», правда, в поредевшем составе, и пара слов о твоем знакомстве с этими наиболее известными и маститыми представителями жанра шансона?
— Когда Александр Яковлевич впервые пригласил меня в Санкт-Петербург – он еще записывался тогда в «Ночном такси», я впервые увидел ныне покойного Колю Резанова и опешил: «Это те самые «Братья Жемчужные?». Мой отец был меломаном, и во многом благодаря ему во мне состоялось музыкальное начало. У нас в большом количестве был Северный, Высоцкий, Розенбаум – это не обсуждалось, «Beatles», «Rolling Stone». И тут я вижу вживую Николая Резанова. Они ведь не только с Северным играли, но и с Антоновым – такой опыт у ребят. И я думал, что к нему просто так не подойдешь, а оказалось – такой душевный человек, и у нас такой душевный разговор вышел. Очень симпатичные люди – настоящие питерцы.

— Как ты сам определяешь жанр, в котором работаешь? Это ведь не просто авторская песня под гитару: есть ведь песни с аранжировками. Да и сам материал: от лирических композиций до «Серега, это жизнь». Очень большой диапазон песен. К тому же, ты пишешь для Андрея Куприянова…
— Я не пишу для Андрея Куприянова. Он однажды приехал ко мне, и мне показался очень симпатичным тембр его голоса. Мы выбрали с ним несколько песен для его исполнения, которые уже у меня были, а писать для кого-то… Я даже не хочу заморачиваться. Пишешь то, что есть сегодня, то, что чувствуешь. Пишется сегодня «городской романс» — я его пишу. Есть у меня рэгги, есть речитативные песни – не надо загонять себя в какие-то рамки, искать клише, искать шаблоны, чтобы в них вписаться. Если это идет через тебя, если Господь тебе это дает – не нужно препятствовать. У меня есть и казачьи песни – не подражание Александру Яковлевичу Розенбауму, а мои собственные. У меня бабушка и дедушка – уральские казаки. Кровь играет – я пишу. Социальная тема, лирическая тема…

— А для тебя жанр «городского романса», «дворового романса», «шансона» — что это? Или ты его для себя никак не определяешь?
— Я его никак не определяю. Для меня существует два жанра: когда есть что сказать и когда сказать нечего. А в какой это будет форме подано – абсолютно неважно. Будет это бардовская песня или рок, или вот взять Пелагею. Это ведь народные песни – взять гармошку и сыграть их, но как по-современному красиво это обработано, как это сделано.

— Есть какие-то народные песни, которые ты любишь?
— Есть, у нас вообще семья музыкальная, особенно со стороны матери. Раньше когда бабушки и деды собирались – и как запоют, как затянут, просто до слез. А какие?.. Ну «Ой мороз, мороз» даже не обсуждается, песни из репертуара Жанны Бичевской, «Бродяга, судьбу проклиная». Так вот спросишь, какие — и вроде никаких, а на самом деле, столько песен поется, приятно слушать. Хочется оставить это в семье, чтобы мой сын тоже это услышал, как умеем отдыхать.

— Об отдыхе чуть позже, а вернемся к работе. Ведь твоя история – это до сих пор история Золушки. Записал человек альбом, прошел через конкурс «День открытых дверей» на Радио «Шансон» – и стал известным.
— Радио Шансон меня всегда часто приглашали и часто ставили. Например, меня часто приглашал Артур Вафин в мою любимую программу «Живая струна»…

— Дима, а скажи, пожалуйста, ведь ты прошел абсолютно без денег, ведь есть артисты, которые платят за свое время в эфире, а ты взял чисто талантом. Расскажи для людей, чтобы они не отчаивались, сколько времени проходит от записи альбома до первой ротации? Ты вообще помнишь свою первую ротацию? Когда тебе позвонили и сказали: «Хмелев, только что слышали тебя по радио?»
— Первую ротацию не помню, а люди да, звонили. Было здорово. Я вот не кривлю душой: я не заморачиваюсь по поводу похвалы или нареканий, для меня важно делать что-то. Ведь главное – от кого ты это слышишь. Одно дело, когда это говорит профессионал, который в этом разбирается, когда он хвалит тебя, тогда это приятно. А когда дядя Вася, который ничего не понимает, тебя расхваливается – к этому я спокойно отношусь. Как сказал мудрец: «Относитесь прохладно к победам и поражениям».

— Есть люди, для которых эфир, ротация, пять альбомов в год – это самоцель, за которой они гонятся. А ты это все не спеша делаешь? Спокойно работаешь?
— У меня огромное желание написать одну вещь, которая бы получилась. На меня сейчас поколение 20-25-летних смотрит с ухмылкой, а для меня показатель Юрий Михайлович Антонов: вот это качество исполнения, это качество песен. Мелодии великолепные, проверенные временем – тридцать лет, а они до сих пор в ходу. Мы когда с братом дома что-то ставим – Юрий Антонов для нас номер один. Его песни и наиграть, и напеть, и насвистеть можно – они просты, доступны и проверены временем.

— Тогда об отдыхе. Как отдыхают люди творческие? Ведь это только кажется, что прилетел, отыграл концерт – и ничего дальше не делаешь. Как расслабляешься до концерта, как после? Как снимаешь напряжение?
— Я не напрягаюсь особенно. Когда начинается напряжение – это ведь психология – надо просто справиться с собой. Выход на сцены и выход на ринг – это одно и то же. Нужно перебороть себя. Я раньше никакого удовольствия не получал: выйду на сцену, как из пулемета отчитаю песню, а потом ловлю себя на мысли, что удовольствия никакого не получил. Как только ты зажат, как только даешь ответственности прижать тебя – нужно суметь взять себя в руки.

— Возвращаясь к творчеству. Твой первый альбом, пускай и был выпущен несколько лет назад, уже стал раритетом: он уже везде продан, найти его нереально. Нет желания переиздать?
— У меня голова сейчас только о втором альбоме. Работа будет интересная.

— Но долго как-то делаете.
— Потому что все делаю сам. Просить у кого-то – это не для меня. Все постепенно делаю сам.

— В места заключений на концерты ездишь? И какова мотивация таких концертов? Для себя?
— Езжу, сейчас поеду в город Пензу давать концерт. Мотивация? Во-первых, благодарный слушатель. Я был в Челябинске, спрашиваю у парня, кто к вам приезжал. Он говорит: «Александр Яковлевич Розенбаум семь лет назад приезжал, а больше никто не ездил». А это ведь люди, такие же люди, как и мы. От тюрьмы не зарекайся. Поэтому – почему нет? Это тоже опыт. Я с удовольствием спою и в госпитале, и в местах не столь отдаленных.
В горячие точке не ездил – как-то не получилось. В ресторанах и клубах не пою, не принципиально, просто у меня музыка не развлекательная – нужно посидеть, послушать и подумать. А у нас есть мнение, что думать сейчас никому не интересно, ведь нужна развлекаловка. А я с таким не согласен. И Александр Яковлевич тогда бы не собирал залы, и Олег Митяев не собирал бы.

— Есть ли какой-то у тебя постулат, по которому иногда живешь?
— Такого нет, точно нет. Чем старше становишься, тем больше понимаешь, что принципы и лозунги рушатся, потому что жизнь очень многогранная, очень разная, очень непредсказуемая. Нужно жить по ситуации.

Беседовал Михаил Дюков, август 2008 г., специально для сайта «Классика русского шансона»