Татьяна Лебединская: «Я живу две жизни….»

ЛЕБЕДИНСКАЯ ТАТЬЯНА – поэт и композитор, родилась в Москве. Стихи начала писать в возрасте 13 лет, окончила Московский автодорожный институт. В 1978 году эмигрировала в США. Работала медсестрой, в 1989 году выпустила альбом “Могучая кучка”. С октября 1991 года периодически выступает в России. В 1994 году выпустила книгу стихов «В двух измерениях». В настоящее время проживает в Нью-Йорке. Написала песни: «Не пишите мне писем, дорогая графиня», «Не родись я цыганком», «Атлантик-Сити» и многие другие. Ее песни исполняют: Юлиан, Михаил Шуфутинский, Борис Сичкин, сестры Роуз, Зиновий Шершер и другие.
(из книги «Русский шансон: люди, факты и диски)

— Татьяна, для начала, пожалуйста, расскажите немного о себе….
— Родилась я в Москве, в семье инженера и врача, вот такое вот традиционное рождение…. Как говорю я в своей книжке, что писала стихи от раннего детства до поздней юности. В 13 лет я написала свою первую песню «Небо в тучах», а потом далее везде – много хороших песен, которые стали знаменитыми. В 1978 году я эмигрировала и все это время живу в Нью-Йорке, приезжала в Москву и другие города, как американка, точнее – как американо-русский исполнитель.

— Татьяна, тогда вернемся к периоду Вашего детства, потому как он непосредственно связан с Калининградом, точнее – с областью.
— Это правда, мое детство связано со страшной силой с теми местами, потому что у меня папа был капитан второго ранга и он служил в Комсомольском, был такой поселок, он и сейчас есть. Это все находилось на стыке реки и залива, для меня это очень яркое такое воспоминание – меня очень часто оставляли одну, в детский сад я не ходила, а общалась с природой, влюбилась в нее и начала писать стихи. Кстати, интересный такой факт, когда мне преподносят цветы, а я не очень счастливая в этом, в Калининграде и там, где я жила, цветы росли естественным способом: в садочках, на полях…. И у меня такое ощущение в жизни, что когда цветы срезают, то они очень быстро умирают, поэтому мне их очень жалко. Я люблю цветы, когда они живут. Еще когда я была маленькой, то написала такое: Люблю ветер, солнце, но не тучи, Люблю я плавный ласточкин полет, Не бывает в мире лучше, Когда живое все живет….

— Первую свою песню «Небо в тучах» вы написали в Калининграде или это уже была Москва?
— Это уже была Москва, мне было 13 лет, был очень дождливый день…. Но вот что хочу сказать, что когда город детства – оно запоминается очень ярко, ведь все психологи, в том числе и детские, когда начинают разговор, начинают с чего? «Расскажите про ваше детство» и уже там ищут истоки всего. Мне кажется, что мое творчество началось именно в Калининграде – я оставалась одна, у меня было много времени и я сама себе фантазировала различные истории, которые уже потом переросли в мою поэзию и песни.

— Вы когда-нибудь потом бывали в Калининграде?
— Мы возвращались потом, но не в сам Калининград, а на курорты: Зеленоградск и Светлогорск, там, где сосны и море. Такое я потом видела только в одном месте в своей жизни, такие сосны и море, это штат Мейн, так мы его называем здесь. Я была там пару лет назад и вспомнила Калининград, очень похожие места.

— После Калининграда вы вернулись в Москву и учились…
— Да, я училась в школе.

— А после школы…
— А после школы я поступила в железнодорожный институт, был такой веселый институт, там были и КВН, всякие клубы…. Я очень быстро его закончила, в смысле, что вовремя, о чем жалею до сих пор, умные люди говорили, что там первые десять лет сложно учиться, а потом привыкаешь. Потому что такой интересной, насыщенной жизни, как в институте я нигде больше не видела, да плюс молодость. Окончила я его не с отличием, потому что мне это совершенно не дано и вот когда говорят, что талантливый человек талантлив во всем, это совершенно неверно. Так не бывает, мы же не можем сказать, что все гениальные художники были потрясающими композиторами или поэтами, или потрясающе пекли торт «Наполеон». У каждого человека есть свой талант, он должен его именно воспитывать в себе, а талант это не только поэзия, музыка или картины, артист театра или кино, нет. Таланты бывают очень разные, талант журналиста блестящий, талант повара, кондитера, портного. Когда десять лет назад я написала песню о Новом Уренгое, меня об этом спросили, ведь буквально сотни поэтов и композиторов пытались написать об Уренгое песню, об этом богатом городе газопромышленников: почему у вас так получилось? Я сказала, что вы меня все заразили талантом своей профессии, ведь в Америке самая высокая похвала, когда тебе говорят, что ты специалист в своем деле. Таланты бывают разные и не надо мне в этом деле белой завистью завидовать.

— Татьяна, такой вопрос: как вы сами для себя определяете, какая песня является вашей визиткой. Ведь достаточно много людей поют ваши песни, правда, из-за природной скромности не вспоминают автора, но все же… Песня-визитка Тани Лебединской…
— Я думаю, что «Прощание с Россией» («Графиня»), «Ее величество любовь», «Еще вчера», где-то в 1987 году я написала песню для Любы Успенской «Ты не верь моим словам». Я вот еще о чем хотела бы сказать, выходят альбомы Михаила Шуфутинского, Любы Успенской и других, но одни из самых удачных песен там – мои.

— Татьяна, вот такой вопрос из истории, правда, все всегда по-разному отвечают, у всех свои причины. И все же, поему все-таки эмиграция?
— Эмиграция в мое время была очень понятна, тогда люди хотели свободы… Я хотела свободы, я хотела писать, то, что я хочу, мои стихи уже тогда многим нравились, но их не печатали. Я вообще не люблю лгать, нет святых людей, которые вообще не лгут, но получилось так, что восхищаться Советской властью я не могла. Все же причина моя в том, что я уехала из социалистической страны.

— Понятно, может быть тут и не нужно отвечать, потому что у всех были свои личные причины, свои объяснения кто-то хотел жить лучше, кто-то хотел просто спокойно писать: для себя и окружающих. Наверное, это вопрос очень личный…
— Да, это вопрос личный, ну, и хотелось быть первым. Мне кто-то тогда сказал гениальную фразу: «Ехать надо хотя бы потому, что место одной жизни, ты проживешь две».

— Мне когда рассказали фразу из того времени: «Идешь по Риге, сказать «здрасьте» некому – все уехали».
— Ну, а мы тут шутим по-другому: «На Брайтоне живут люди, которые думают, что они уехали». У нас ведь очень русский Брайтон, поэтому и родилась песня «Брайтон наш».

— Вы приехали в Штаты в 1979 году и чем вы занялись? Вы приехали с другим образованием в другую страну, другой язык, все другое….
— Я занялась получением специальности, ведь я закончила инженерный институт в Москве, именно, что закончила, я его закончила, как артистка, как поэт, как композитор, как член команды КВН… И, конечно, это была не специальность. Я пошла в колледж, тогда редко кто шел в колледж, ну, дети шли и молодые люди, закончила его, как медсестра высшей категории, а сейчас я преподаю. Я уже не работаю в госпитале, а преподаю основы медицинских знаний, хотя мои курсы больше напоминают курсы актерского мастерства.

— А вы, окончив колледж, это был год 1980-81 пошли работать медсестрой?
— Да, я поработала медсестрой, а теперь я преподаватель.

— В 1985 году вы вернулись к творчеству и записали гитарный альбом.
— Ну, скажем так, я не возвращалась к творчеству, я от него просто не уходила… я все время что-то делала. Я, к сожалению, может быть, пишу много песен знаменитых, самих песен я мало написала… Да, первый гитарный альбом назывался «Полечу я по небу», вот эта песня и сделал меня знаменитой, а написала я ее совсем юной в 1973 году, потом я ее переписала и она вошла в альбом «В двух измерениях».

— Итак, был 1985 год, был альбом «Полечу я по небу», а вот потом, как пишет все исследователи русского шансона, да и вообще все люди, занимающиеся жанром, был мощные могучий выстрел – 1989 год, кассета «Могучая кучка».
— Да (Татьяна смеется), был такой симпатичный выстрел на тему наших певцов нашей эмиграции, тогда они принадлежали безраздельно нам: и Вилли Токарев, и Миша Шуфутинский, и Анатолий Днепров. (Правда, к тому времени Анатолий Днепров был уже как бы «дважды еврей Советского Союза», он не только пожил в США, но уже и вернулся обратно в СССР). И Миша Гулько там был, и Алла Борисовна Пугачева, которая приехала выступать одной из первых на волне перестройки, появились на той кассете.

— Как родилась идея этого альбома?
— Честно, даже не помню, но кажется, как раз с Анатолия Днепрова почему-то, а потом пошло дальше, было посвящение и Любе Успенской, и были частушки на всех наших знаменитых эмигрантов. И самое смешное, что обиделись не те, которые попали на язык, обиделись те, кто туда не попал… помнишь, как там было…. Даже Пабло Пикассо У Шемякина в лассо, Сам поставил пьедестал, Сам построил – сам и встал.

— По сути дела альбом «Могучая кучка» родился из капустников, которые вами написаны в огромном количестве. Это ведь так? Я знаю, что вы написали очень много капустников, говорят, что вы можете «на коленках» за двадцать минут написать…
— Написать я могу и быстрее, дольше обычно писать, ведь обычно это целый спектакль, идет посвящение герою, юбиляру или там годовщина свадьбы. Например: Дивлюсь я на Марка И думу гадаю, Такого подарка В Нью-Йорке не знаю… Это на рождение ребенка. Или же родилась юбилярша в 1953 году и артист Володя Степанянц говорит речь от имени Сталина, а заканчивалась она так: За Милу пью горилку с перцем, Я передал ей в руки власть, Я так любил ее, до смерти, Я умер, Мила – родилась… Вот так весело и забавно, иногда пишу и знаменитым людям, кто придет, кто попросит.

— А вы когда-нибудь подсчитывались, сколько на сегодняшний день написано капустников?
— Ой, ужасное количество, говорят, что около пятисот, кое-что собрал мой друг большой и певец Володя Степанянц, очень много капустников, поздравлений, тостов очень забавных. По большому счету, наверное, на полное собрание сочинений я уже наработала (смеется), я писала посвящение Рему Ивановичу Вяхереву, он мне в ответ написал даже, Илье Резникову было замечательное посвящение: Знаю-знаю, милый мой Илья, Без тебя не вертится земля… Это пел Миша Гулько, а Миша Шуфутинский пел мое поздравление Владимиру Винокуру: А за тебя, мой Винокур, Скажу судьбе: мерси боку… «Никто так «р» красиво не поет», — пел в посвящении Вячеславу Добрынину Миша Гулько. Кстати, о посвящении самому Михаилу Гулько, мы тогда познакомились со Станиславом Говорухиным, он послушал мои песни и сказал: «А теперь всерьез». — А я так не пишу, — отшутилась я. — Ну, нет, если человек пишет такие потрясающие пародии, он имеет за собой багаж серьезного поэта. Так он меня и разоблачил и первым напечатал мои подборку в России в газете «Кино и театр» в мае 1990 года, там было напечатано стихотворение, которое многие знают, как «Страна чужая или «В двух измерениях», так назывался и альбом. Вообще, «Страна чужая» — это историческая вещь, то есть имеет под собой историю, во-первых, она была написана на этом берегу, во-вторых, она оказалась предтечей, что два измерения откроются и мы сможем говорить, я смогу давать интервью для российского радио. Это была любимая песня великого русского актера Иннокентия Смоктуновский, он ее очень любил. На что он мне однажды сказал: «Что-что, а вкус у вас безукоризненный». Вообще, я больше уже сейчас горжусь не песней, а дружбой со Смоктуновским.

— А у вас не возникало такого желания уже написать записки о жизни на Брайтоне? Вы живете в Америке уже более четверти века, то перевидали вы всех, пообщались со всеми, наверное, вам есть о ком рассказать.
— Буду писать, буду, честное слово, особенно хочу написать о Боре Сичкине.

— Вы сейчас живете непосредственно на Брайтоне или в каком-то другом месте…
— Я жила в различных местах, в районе Бруклина жила, а сейчас я живу прямо в центре Брайтона с видом на океан.

— Татьяна, о Брайтоне ходила масса слухов и легенд, вот расскажите нам честно и прямо. Что он сейчас собой представляет?!
— Наверное, о сегодняшнем дне стоит послушать одну из моих новых песен «Брайтон наш» с диск «Ты мною дорожишь», она все-все рассказывает. Брайтон – это большой район Одессы, большой район Калининграда, кстати, я вот сейчас преподаю в колледже и один из моих студентов преподнес о Калининграде книгу безумно красивую с изумительными фотографиями и великолепными стихами, называется она «Мелодия осеннего листа». Мне кажется, что Брайтон это где-то и маленькая Москва, и маленький Киев. Хотя и не такой он и маленький, если брать население, то в самом Нью-Йорке живет около миллиона русских людей, тех, кто говорит по-русски. Сейчас Брайтон стал другой, это не тот Брайтон конца 1970-х или начала 1980-х, он уже стал семьей народов, у меня в группе учится девочка из Воркуты, учился мальчик из Минусинска. Так что, сказать сейчас «маленькая Одесса» — трудно, это уже в прошлом, теперь это вот такой интернациональный центр. — Мне самому очень нравится песня «Страна чужая», поэтому разговор наш будет вертеться вокруг Нью-Йорка, потому как большая часть Вашей жизни прошла там. Большинство ваших стихов и песен связаны либо с людьми, которые там живут, либо с какими-то событиями, которые связаны с Нью-Йорком. — Да, жизнь у меня прошла, в основном, здесь… (смеется) Скажем так, не прошла, а проходит, у меня и дочка родилась в Нью-Йорке 26 июня 1985 года, это замечательный ребенок, студентка нью-йоркского университета, кстати, немного пишет, но не так стихи, как прозу. Говорит чисто по-русски, хотя и родилась в Нью-Йорке.

— А вообще это миф, что дети эмиграции в большей степени говорят на чужом языке, чем на своем? И читают чужую литературу или русскую литературу в переводах?
— Нет, это не миф. Это правда, воспитанные дети говорят дома по-русски и все у них хорошо, воспитанные в том смысле, что ими много занимаются родители в том плане. Но чаще говорят на английском, а вот те, кто приехал сюда взрослыми или в детстве, те говорят по-русски.

— Ваша дочь была в России?
— Да, но она была в Киеве, мы были вместе, ей очень понравилось. Так получилось, что мы на зимних каникулах были как раз на «оранжевую» революцию, ну, вот так вот получилось….

— Татьяна, Вы только что родили каламбур: «Мы на зимних каникулах были на оранжевой революции»… Вот так все и бывает.
— Нет, мы ее не делали, но мы на ней были (смеется).

— А вот это уже другой вопрос, в России очень долго была популярна шутка: «Что вы делали 17 августа 1991 года?» а вот Вас теперь можно спросить, где вы были в дни «оранжевой» революции?
— Там и были (смеется), но шутка еще и в другом, когда-то я написала песню «Обедневший король», я ее исполняла на фестивале русского шансона в спорткомплексе «Олимпийский» в 2000-м году. А до меня эту песню перед русскими слушателями еще пел Евгений Кемеровский и пел он ее в 1998 году, как раз после…. Как же у вас это называется, ну, еще падение было. Ах, да, дефолт! И он пел ее где-то рядом с этим событием и кто-то написал рецензию, мол, сегодня в газете, завтра – в куплете. А на самом деле я ее написала после поездки в Атлантик-Сити, мы там немножко проиграли, а в России тема этой песни стал целый дефолт. Почему-то все решили, что пеня написана именно к этому моменту, вот такие бывают совпадения. — Вообще, по большому счету, почти на каждую Вашу известную песню приходится по два, три исполнителя, иногда и более. Например, «Обедневший король» пел сначала Евгений Кемеровский, потом Грегори Спектор, потом вы… — Нет, сначала пела я, потом она понравилась Григорию Спектору, но он решил написать свою музыку, вообще он музыку пишет неплохо, но не к этой песне, как мне кажется, если бы они взяли оригинальную музыку, то было бы лучше. Но, кажется, я слышала, что кемеровский все же начал петь на мою музыку эту песню. А вот на «Графиню» пришлось: Шуфутинский, Олег Фриш, Игорь Лебединский, говорят, что и Малинин ее пел, ну, и Звездинский, который пытался ее присвоить, это понятно. Про него особая речь. — Мы не будем говорить о грустном. — Это не о грустном, это о смешном. Я писала о нем: Он поет не свои, но хорошие песни И свои нехорошие тоже поет…

— Теперь поговорим о первом возвращении Татьяны Лебединской в Россию, это состоялось в 2000-м году, вы участвовали в фестивале «Звездная пурга», я правильно говорю?
— Да, только это было не первое возвращение. Это было мощное возвращение, но абсолютно не первое. Первое, это было в 1991 году, у меня был концерт в Министерстве иностранных дел, был очень серьезный концерт, вел его Олег Фриш, наш журналист. А второе возвращение – это когда я стала работать с Юлианом, ему очень нравились мои песни, я с ним выступала в концертном зале «Россия» в Москве. А потом у меня был Уренгой, как же, даже песня у меня есть такая, выступление в Уренгое и других городах, это уже был в 1996 году. А вот уже в 2000-м году фестиваль русского шансона…

— Вот об этом немножечко подробнее, ведь существует масса фотографий, где вы с разными известными людьми. Не будем комментировать, кто на фоне кого в тот момент фотографировался, вы же делите свои творческие и жизненные периоды на то, в какой весовой категории вы в тот момент находитесь. Как у Пикассо был розовый период, голубой….
— Да, там был довольно крупный весовой период, а сейчас у меня изящно-спортивный весовой период, я в хорошем весе и спортивной форме. Это есть такая песня «когда мы были молодыми», а у меня «когда мы стали молодыми». Поэтому, кто видел мои старые фотографии, не верьте глазам своим, я теперь не такая, у меня потеряно где-то сорок килограмм. Я теперь гордость Брайтона, после такой революции с собой, песни песнями, но я-то еще жива!

— Татьяна, буквально пару слов о своем знакомстве с Михаилом Кругом…
— Да, мы познакомились на том самом фестивале «Звездная пурга», я выступала перед ним, он заключал фестиваль. Меня поразило, с какой вежливостью и нежностью он обращался с нашим патриархом из Нью-Йорка, с Борисом Сичкиным, так же он много общался с Мишей Гулько, его он называл «дядя Миша». Очень приятный человек в общении, замечательный автор, побольше бы таких авторов на сцене. Я очень жалею о том, что с ним случилось…. Но я фаталист: значит вот такая судьба, значит, столько ему было отпущено. У меня есть такое стихотворение: «Каждый день, как день последний…» Это, конечно, немного грустно, но может быть этот последний день будет и в девяносто лет. У меня была такая ситуация, когда я могла погибнуть, и родилось такое стихотворение: И мне не нужен некролог С перечислением заслуги И слезы на лице прислуги, Друзей на тризне монолог, Мою музейную тетрадь И рукопись без многоточий, Читая, будут пить до ночи. Не собираюсь умирать, А собираюсь жить и очень!…

— Вернемся к вопросам о творчестве, как бы вы сами определили свой стиль, в котором вы работаете, жанр… Потому что упрятать и зачислить вас в жанр «русского шансона» было бы не совсем разумно, упрятать в раздел «эмигрантская песня» тоже будет неправильно. Эстрадная песня, если только, но это тоже очень спорный вопрос, что такое эстрадная песня. Как бы вы сами охарактеризовали себя, свои песни? Что это такое?
— Что это такое? Не знаю. Потому что отнести меня к бардам нельзя тоже, барды пишут замечательные песни, но очень длинные, поэтому иногда (я не говорю о великих бардах) забываешь в конце, о чем был в начале. Я пишу кратко, я бы сама назвала направление «к точке», то есть четко. Я не знаю, как определить, например, вот в «Сокольниках», «я в Америке без отчества, а в России без отца» или в песне о войне «с глазами цвета горя». В моих песнях основа стихи, я никогда не пишу музыку и слова, именно стихи. Потому что это должна быть поэзия, она должна быть доступна каждому, не должно быть выпендрежа и жонглирования, твоя поэзия должна быть доступна каждому человеку. Но не на уровне примитива, поэтому «песни души», наверное. Я очень строго отношусь к себе, я слишком уважаю людей, чтобы выпускать все то, что я пишу. У меня есть такие стихи: Жандарм сидит в моей душе, Сидит, прилизывая строки, Чтобы не вылезли до срока Они, как девки, в неглиже. Так что стихи – это песни моей души, а так как моя душа соприкасается со многими душами, у нас одни заботы, печаль и радость, то людям кажется, что это и их песни, которые они написали для себя сами. Трудно определение дать, я буду думать над этим, может быть, «песни от души к душе» и «песни человеческого достоинства». Я была в эфире радиостанции «Эхо Москвы», мне позвонили и сказали: «Пусть ваши песни будут чаще звучать, верните нам чувство человеческого достоинства». Герой любой моей песни, это человек, который уважает себя и уважает других.

— Татьяна, традиционный вопрос, ваши планы: диски, книги. Говорим только о творчестве, что стоит в ближайших планах?
— Планы у меня есть, наверное, я бы больше выступала и в России, больше бы писала и в России, но дочь была у меня маленькая и если выбирать между ребенком и карьерой, то это ребенок. Теперь она у меня выросла, единица самостоятельная, худенькая и спортивная вся из себя. Так что я хочу опять вернуться к вам опять, выступать, писать, очень много вдохновения давала мне моя Родина, надеюсь, что я съезжу на праздник Уренгоя. Это великолепный город, который мне подарил огромную радость выступления – пятьдесят тысяч человек на площади, потом были звонки: «Мы вас хотим в музей». А я им: — Можно я еще поживу? (смеется) В этом году праздник, двадцать пять лет городу, это одно. Мне очень хочется издать мою поэму «Сирано», которая очень интересна, это произведение по гениальной поэме Ростана. Буду писать новые песни, писать эпиграммы… Много планов! Будем надеется на чудо, что я опять к вам вернусь.

— И в продолжение вопроса, у каждого автора есть любимый исполнитель. С кем бы вы на сегодняшний день хотели бы поработать, кого вы видите исполнителем Ваших песен?
— Честно горя, самый мой любимый исполнитель, это мой брат, Игорь Лебединский, великолепный голос, это мой первый номер. Написала бы с удовольствием для Кадышевой, для Бабкиной, сейчас мои песни поет и Александр Раппопорт, мы ее написали с Ильей Словесником. Ведь бывает так, что исполнитель берет и поет песню, которая ему не подходит совершенно, вот группа «Любэ», они поют свои песни, которые им очень подходят. Я не хочу все время петь, хотела бы, чтобы были мои творческие вечера, а я, как маэстро, спою две песни и ухожу гордая (смеется).

— Татьяна, Вы когда-нибудь подсчитывали, сколько песен Вы написали?
— Я думаю, что песен семьдесят. Была такая история, когда один московский поэт мне бросил: «Я написал две тысячи песен и у меня не было вечера в Театре эстрады», на что я ответила, что пишу на не количество, а на качество. Ну, если не считать «Могучую кучку» (смеется), это все же пародии на песни знаменитых исполнителей, но там мои стихи. Я всегда оправдываю себя тем, что товарищ Грибоедов написал только одно «Горе от ума» и все в порядке, а эта очаровательная женщина написала вообще только «Бессаме мучо» и ей хватило.

— Возвращаясь к Вашей книге «В двух измерениях», думаю, что вы поскромничали, туда можно было вместить и больше стихов и песен. Я иногда ее перелистываю и перечитываю, кажется, что многое осталось недосказанным и за бортом, что просто невероятно…
— У меня есть «Сирано», который оправдает меня за все, он не очень большой, но прозвучит. — Татьяна, такой вопрос: кто был первым исполнителем ваших песен и сколько их всего? — Первым исполнителем был Михаил Шуфутинский с песней «Графиня» и с другими песнями, потом были Люба Успенская, Юлиан с песнями «Все надо делать вовремя» и «Страна чужая», Людмила Зыкина с песней «Матушка Россия», Марина Львовская со многими песнями, Володя Степанянц и Зиновий Шершер. Наверное, я даже все сразу и не вспомню, еще были Евгений Кемеровский и Александр Кальянов, еще Нуца, замечательная певица из Грузии с песнями «Мне снится Грузия», «Шаги». Вообще, можно издать целый диск исполнителей, кто поет мои песни, я, например, пою душой, я никогда не говорю, что я великий исполнитель, я просто пою душой.

— Хорошая идея пришла мне сейчас в голову, Татьяна, сделать двойной диск: первая часть – поют исполнители-эмигранты, а вторая – все те, кто сейчас живет в России. И назвать такой проект «Я пою душой».
— Я поддерживаю эту идею, осталось только воплотить это в жизнь, как говорится, все в моих руках.

— Татьяна, в заключение, пара слов, чтобы вы хотели пожелать своим слушателям? Что пожелает поэт Таня Лебединская?
— Я хочу пожелать всем никогда не оставлять надежды и верить в себя, потому что самые крупные экстрасенсы в мире, это мы сами. Мы сами можем вылечить тело и душу, никто не поможет нам как мы сами. И пока мы живем, мы должны жить и жить красиво, мы добьемся всего, чего захотим, если захотим этого по-настоящему! И еще большой-большой любви!

— Что ж, Татьяна, здоровья вам, удачи и новых дисков!
— Спасибо, будем надеяться!