Владимир Шиленский: «Я человек не сидевший и смотрю на это со стороны…»

ШИЛЕНСКИЙ (ЖАРОВ) ВЛАДИМИР (р. 13.02 1963 г.) – поэт, автор-исполнитель, родился и проживает в Москве. В детстве он играл на пианино (учила подруга матери), а лет в 14 освоил гитару. Стихи начал сочинять тоже в 14, а в 28 начал придумывать песни. Окончил вечернее отделение Московского Государственного Пединститута имени Ленина (1981-89) по специальности учитель русского языка и литературы. В 2000 и 2002 году в издательстве «ОГИ» вышли две книжки песен Владимира Шиленского «Песенки для взрослых». В ноябре 2005 на лейбле «КвадроДиск» вышел первый официальный альбом Шиленского «В городе этом».
(из книги «Русский шансон: люди, факты и диски»)

— Владимир, для начала немного о себе.
— О себе. По образованию – учитель русского языка и литературы. С 14 лет пишу слова, вот первый диск у меня вышел в ноябре 2005 года. Так что получается, что больше тридцати лет я занимаюсь писательством. Вот вкратце и все.
Кем я только не работал, чего только не делал в жизни: от директора рекламного агентства до сторожа и дворника. Много путешествовал по России (тогда ещё СэСэСэРом звались). В народ ходил. А вот теперь, с 2000-ого года, занимаюсь только песенками – пишу их, пою и все, что с этим связано.

— Получается, что в жанре русского шансона, если мне не изменяет память, только два профессиональных филолога – Владимир Асмолов и вы. Как же так?
— Ну, вот так уж получилось. Человек 500-800 нас в шансоне сегодня насчитывают специалисты и – два филолога – нормальная частотность филологического образования, чаще это и не должно встречаться. Хотя, конечно, люди пишущие
песенки, обязаны быть не только одарены от природы, но и где-то как-то что ли не слишком, но образованы.

— Вы и музыку сами пишите…
— Вообще, условно это можно назвать музыкой. Это то, что вокруг звучит –
только слушай. А так — надеюсь на вкус, адекватность, талантливость аранжировщика.
Я только представляю примерно музыкальные составляющие песни: ритмические, стилистические, как она должна прозвучать, ну какую-то мелодию. И если это можно назвать написание музыки, тогда, да, пишу. Но я железно отвечаю за слова. Все-таки музыка для меня вторична. Это шум, фон, подсказка, цитата.

— Тогда о словах. Вот о песне «Пятиэтажка». Обожаю эту песню в вашем исполнении. Как такие песни пишутся? Вы как-то написали и сказали, что для вас один из музыкальных авторитетов – это Александр Галич. Как пишутся песни и тексты?
— По-разному это бывает, по-разному выходит. «Пятиэтажку» нельзя было не написать, потому что под моими окнами «завалили» пять пятиэтажек. Меня с ними много связывало – вырос я среди этих хрущоб, мальчишками-девчонками гоняли там. И такой шум стоял, когда их ломали и стоит теперь, когда строят новые дома, что ночами остается только придумывать песенки. Не до сна. Понятно так же, что пятиэтажка – это образ проходящего времени.
А что касается Александра Аркадьевича Галича, то он, прежде всего, Поэт, Гражданин, Личность, а уж музыкальный авторитет это десятое. Аккомпанемент семиструнки. Какая там музыка? Клуб самодеятельной песни, короче.

— Получается, что вы из поколения тех, кого теперь называют «шестидесятниками».
— Да нет, Михаил, шестидесятники меня лет на 20-30 постарше будут. Если уж к кому причислять меня, то к восьмидесятникам. Я школу в 80-м закончил, на это десятилетие моё становление и приходится, видимо. Хотя вот реализовываюсь я в 21 веке. Вообще я всегда в стороне стоял от всяких движений и направлений. Конечно, шестидесятники для меня очень близкие люди. Как может быть иначе, если пишу песенки по-русски? Наверное, не важно, человек там «шестидесятник», «семидесятник» или «восьмидесятник». Есть хорошее наблюдение на эту тему одного московского поэта: пятиэтажки шестидесятников и семидесятников, девятиэтажки – восьмидесятников, шестнадцатиэтажки – и так далее…. Это всё шуточки. Суть глубже. Она в преемственности, в примерки культуры мировой на нашу жизнь сиюминутную, в том, чтобы сквозь реальный предмет, явление видеть…. Как у Бальмонта «В каждой мимолётности вижу я миры, полные изменчивой, радужной игры». Кстати, как называлось его поколение? Символисты? Серебряный век русской поэзии? А это разве поколение. Но они все были молоды. Понятие поколения не сводимо к этому, если вообще уместно. Не всегда это поколение, объединенное теми или иными общими чертами, ценностями и т.п. вообще есть. Тут на какой исторический момент попадёшь. Вот мы, видимо, в широком смысле, от 15 до 45 лет – поколение Перемен. Ну, давайте подумаем об этом.

— Владимир, много идет разговоров о стиле, жанре того музыкального направления, которое теперь называется «русский шансон»…. Что вы думаете об этом? Кто-то шутит, что русский шансон начался там, где закончилась советская эстрада, кто-то говорит о блатной песне. Вот вас упрекнуть в популяризации блатной темы сложно. Откуда у вас такие песни?
— Ноги на самом деле растут из города, поэтому я свои песенки называю «городскими».
Есть такие, которые можно отнести и к блатной песне. Но поскольку я сам не сидевший, то смотрю на это и как Высоцкий (по актерски, изнутри, перевоплощаясь, становясь персонажем песенки) и как Галич (с точки зрения драматурга, глобально, я и сужу своего персонажа, я его рождаю, я и казню). Мне интересна борьба человека с обстоятельствами. Это для меня вот такой Джек Лондон. Где-то я этот жанр пародирую, возможно, в этом самоирония и горечь, и лихость, и обречённость…. Но для меня это не блатная, а общечеловеческая тема.

— Что слушаете, какую музыку из жанра?
— Из жанра почти ничего не слушаю. А так – всё подряд, но не много. В клубы заглядываю, где русскоязычные команды. Когда джаза или рокешника живого, по настроению. Сканирую по-быстрому радиочастоты, телек. Не зависаю на музыке, не меломан. К песенкам подхожу с точки зрения литературы. А вообще тишину уважаю очень.

— У вас в альбоме есть две песни, которые несколько выбиваются из общей стилистики – это «Прага» и «Амстердам». Что навеяло?
— Навеяла охота к перемене мест, наверное. Выпитое. На самом деле, с 1992 года я серьезно не выбирался из Москвы, хотя все 80-е пропутешествовал плотно. Ни в Праге,
ни в Амстердаме, кстати, не был. Как известно, великий путешественник не выходит со двора. Вон Жюль Верн всё напридумывал, обложившись энциклопедиями… Города – всего лишь открытка, картинка, задник на спектакле, декорация. Песенки-то о любви к Родине и ещё бог знает о чём.

— Есть у вас одна красивая песня в альбоме, это «Тот самый свитер». Как мне кажется, так о любви к женщине и о любви вообще никто не рассказывал….
— Разве у меня на диске только одна красивая песенка? Шутка. О любви ВООБЩЕ рассказать нельзя. Такой любви нет. Любовь конкретно обращена на кого-то или что-то.
А вот о любви к женщине это да! Почти никто так не рассказывал. Булат Шавлович Окуджава похоже писал про пиджак, который он приносит перешить, и портной верит, что в перешитом пиджаке Окуджава поверит в любовь некой дамы. Весьма тонко и душевно. У меня в «Свитере…» больше, что ли, фетишизма, страсти. «Свитер» современен.
Опять как с пятиэтажкой – совершенно реальная история: был человек, было холодно и я покормил и дал свитер, и человек уехал, а потом приехал, и мы жили потом вместе, а потом опять невместе. Я выкидывал шмотки и наткнулся на этот свитер. Как–то всё вспомнилось, всколыхнулось. Так вот и песенка придумалась.

— Такой вопрос из области теории: почему в жанре шансона преобладают мужчины? Женщин, на самом деле, очень мало: Любовь Успенская, Катя Огонек да Катя Голицына. Есть какие-то мысли по этому поводу?
— Есть, но достаточно общие. Ну, мужчины же умнее, это главное. Умнее и талантливее. Мы более свободны в проявлении чувств, мыслей и образа жизни. Патриархат ещё не сломлен. Бывалым мужикам есть, что сказать. Для шансоньеток, в смысле – для девушек, поющих шансон, все же чаще пишут мужики. Только вон Голицына – сама стала слово русское ворочать.

— А вас не шокирует та же Катя Голицына или Катя Огонек, которые поют тяжелые, реальные лагерные песни? У вас это вызывает симпатию или улыбку?
— Печальную улыбку у меня это вызывает. Хотя это никакие не реальные и не лагерные пени. Катя Голицына, когда первый альбом записывала, говорит мне: «Нужен жесткий женский шансон». Как такое может быть? Я говорю «Катя, у тебя двое детей подрастают. Мы их что, на зону звать будем?». Недавно вот у неё появилась песня, вразумляющая девушку, которая связалась с нехорошим парнем. Такая материнская жизненная позиция Кати мне больше нравится, я ее даже приветствую.

— Тогда еще немного о Кате Голицыной. Что вы для нее написали, какие песни? Работать с другими исполнителя вообще интересно? И нет ли ревности: моя песня, буду петь сам.
— С людьми мне всегда интересно общаться. Тем более, когда это люди талантливые. Специально для Кати, то есть от лица женщины, я написал «Вот так». Но она так и не спета. Жаль, там всё очень по-честному. Ещё «Духи с ароматом свободы». А остальные — для себя изготавливал, сам бы спел, да она у меня их со всеми потрохами забрала. А спела штуки четыре, типа половину. Обещала полгода назад вернуть «Ягоду морошку». Обещала, значит – вернет.
А ревность – моя песня, буду петь сам – я это даже не понимаю. А чья она? Я же их не на продажу. Это моя душа. Мой смысл жизни. Это моя шагреневая кожа. Это же не бесконечно. Я бы что-то отдал бы в хорошие руки, до чего мои не доходят, да слово у меня «чижеловатое».

— Владимир, вас смело можно отнести к городскому романсу в классическом его проявлении. А есть коллеги по цеху, кто вызывает своим творчеством уважение и симпатию? По тексту, по смыслу, по стилю.
— Ну, Михаил, специалисту виднее, но я бы себя так уж безоговорочно не относил бы к классике. Вот Митяев – интересный автор.

— Кстати, у вас в новый альбом войдет песня про Романа Абрамовича, немного о ней….
— Ну, персона-то всей стране глаза мозолит. Интересный современник. Вот я и проанализировал свои и, полагаю, в чём-то общие чувства к нему. Ну, приврал для красного словца самую малость, передёрнул фактики для юмора…. А так трагическая фигура – как оно и есть. Придумал песенку еще два года назад. На радио «Шансон» поставили вроде в какой-то программе, да третий кусок отхватили, а как без него? На сайте я «Рому…» выложил за это целиком. Ну, и понятно, на диске будет. Кстати, её сразу оценили составители сборников шансонных. Она как бы веселая.

— А у вас нет такого ощущения, что сейчас шансон стал излишне политизирован, много места уделяют лицам политического Олимпа?
— Этот жанр, как ни один другой, должен быть открыт всему, что происходит в нашей жизни. Жанр должен быть актуален, а большинство авторов (как и их слушатели) прячут голову в одну тему «про любофь» или про «зону». Вот мы говорили о Владимире Асмолове, достойный человек, то же и Александр Новиков – в последних своих альбомах слишком много прощаются с женщинами, немного утомила тема неудачной, последней любви. Тем более, что всё одинаково, банально. Ну, да мы, мужики, стареем. Хочется, чтобы было много разных тем, поворотов сюжета, смысла, правдивых деталей — ведь жизнь многоОбразна.
С другой стороны, всего-то сюжетов во всей мировой литературе плюс-минус десяток. Где уж тут наскрести по сусекам?

— Владимир, а можно о планах и о планках в жизни? Вот один альбом есть, будет следующий, какие мысли и желания по этому поводу? Вы поставили высокую планку первым альбомом, он для эстетов в большей степени.
— Думаете для эстетов? Не согласен. Каждый понимающий русский язык человек для себя две-три-пять песенок на альбоме найдет. Я же их пою не только в студии, но и вживую.
Я вижу реакцию залов, зальчиков, кают-кампаний и так далее. Новый альбом тоже будет разный и не скучный. Если о планках — у меня есть около трехсот песенок, и вот сто из них я хочу записать. И достаточно. Но сто – хочу. Должен, как учитель русского языка и литературы и как поющий поэт.

— Два слова нашим слушателям.
— Да счастливы будьте тем, что у вас есть и живите в мире с собой и соседями по веку. Живите своей жизнью.

— Спасибо вам за разговор.
— Удачи и до встречи!

Беседовал Михаил Дюков
Калининград, июнь 2006 г.