Михаил Гулько: «Судьба эмигранта»

Буквально на днях в издательстве «Деком» в серии «Русские шансонье» выходит книга Михаила Гулько «Судьба эмигранта». Сайт Blatata.Com публикует несколько глав из готовящейся книги Михаила Гулько.

«АМЕРИКАНО»
Итак, самолет. Австрия – первая остановка. Запомнил я Вену плохо, потому что был там недолго. Поразило, без сомнений, изобилие в магазинах, а так особых впечатлений не вынес. Из Вены эмигрантов отправляли в Рим. В памяти встает вокзал, суета, толкотня и абсолютно ужасный поезд, едва ли не с забитыми досками окнами вагонов. Со мной старенькая, 77 лет, мама, жена и ворох чемоданов. Кое-как расположились, забросили багаж, чуть не оставив на перроне сумку. Тронулся состав. Ехали ночь. Наконец, Вечный город — Рим. Здесь нам предстояло пробыть несколько месяцев, ожидая разрешения на въезд в Штаты. Дольше всех сидели те, кто хотели в Австралию – без малого год или в Канаду – полгода.
Про Италию я знал только одно – здесь орудует мафия. Потому на каждого смотрел с подозрением.
В Риме сняли квартирку неподалеку от Ватикана. Так все делали: находили жилье, потом приносили счет от хозяина, а эмигрантская организация оплачивала его.

В Германии с друзьями. Слева-Ефим, справа-известный боксер Олег Коротаев Мюнхен, 1989

Все расселились в разных районах, но каждое утро бывшие советские граждане встречались на базарчике, где с рассвета кипела торговля. Называлась эта толкучка почему-то «Американо». Каждый пытался продать свои нехитрые «сокровища»: матрешки, икру, палехские шкатулки, книги по искусству, деревянные ложки, фотоаппараты. По рынку бродили итальянцы, желающие приобрести что-нибудь за гроши и фланировали цыганки в ярких одеждах со множеством карманов, куда они очень ловко прятали все, что им удавалось стащить. Одну такую «мурку» я поймал буквально за руку и, не взирая на ее «справедливые» крики: «невиноватая я!», все-таки вызволил свою баночку икры.
Сбыть удавалось не все и не всем. Однажды какой-то чувак, отбывавший в Америку, оставил мне сто спусковых тросиков для фотоаппаратов. Зачем он их вез? Продать их на «блошином рынке» было, по-моему, абсолютно невозможно. Но я разбросал их по десяти фото-магазинам Рима, и они разошлись по доллару.
Конкуренция на «Американе» была страшная, а набор товара у всех практически идентичный. Как-то я гулял по Риму и думал, как же мне удачнее распродать свои «рашн сувенирс», и тут увидел нищего музыканта. Я уже встречал его раньше. На вид холеный, с приятным лицом, розовощекий. Нищий!? Такой нищий богаче нас всех!
Он бойко играл на таком маленьком аккордеончике. И тут меня осенило. Подошел к нему: «Сеньоро, продай инструмент!» Он отвечает: «Прего! У меня еще есть!»
Взял инструмент и на следующий день пришел на базар пораньше, в шесть утра. Занимаю первый стол, достаю бутылочку водки, сало, хлеб, режу огурчик, расставляю все свои «подарки» и разворачиваю аккордеон. Как выдал «итальяно», и «Солее мио», и «Сорренто». Тут они к моему прилавку, как ломанулись…
И крали, и покупали, и просто стояли слушали. А я играл, водочку пил, закусывал хлебушком с колбаской и создавал ажиотаж. Выпивал не для удовольствия – холодно было. Иначе бы я просто не выдержал столько времени на улице. Все это было весело очень. Аккордеон этот маленький в Америку я уже не помню почему, но вывезти не мог, и продал его накануне отъезда вместе с часами прямо с руки.

На праздновании 40-летнего юбилея художника Михаила Шемякина в Нью-Йорке мы вместе с ним пели песни военных лет

«НЬЮ-ЙОРК, НЬЮ-ЙОРК…»
Нью-Йорк! Если сформулировать мое первое впечатление от «столицы мира» одним словом, то это будет: «Ка-ра-ул!»
Мы прибыли 16 июля 1980 года. Жара страшная, больше 100 градусов (В США температура измеряется по шкале Фаренгейта. Их 100 градусов соответствуют приблизительно 35-37С).
Привезли новоприбывших в какой-то крошечный отель в верхнем Манхэттане, 90-е улицы – пять минут пешком и Гарлем, откуда и сегодня не всякий белый человек возвращается живым и здоровым, а тогда и подавно. Нас сразу предупредили: «На такие-то улицы не выходите даже днем — ограбят».
В номере, в прихожей стоял огромный черный вентилятор весь в паутине и еле-еле разгонял знойный воздух. Сложили вещи, я принял душ и вышел прогуляться по ближайшим кварталам. Заглянул в магазин, увидел, наверное, сто сортов пива. Купил запотевшую банку «Бадвайзера», орешки и двинул вниз по стриту. Прошел метров пятьсот, смотрю – в витрине выставлены музыкальные инструменты. Зашел, конечно, взял аккордеон в руки, поиграл.
На улицах виртуозно лабали одетые едва ли не в лохмотья чернокожие музыканты.
Я удивился, а потом мне объяснили, что вечерами они же играют в джаз-клубах в шикарных нарядах.
На следующий день была назначена встреча в офисе «Наяны».
Так в суете миновала первая неделя, а 25 июля, ближе к вечеру раздался звонок: «Дядя Миша, это Марина Львовская. Приезжайте сегодня на Брайтон в ресторан «Садко»».
Марину я знал еще по Харькову. За мной приехало такси, и я впервые отправился из Манхэттена в Бруклин. На Брайтон-Бич тогда было всего три русских ресторана: «Садко», «Баба Яга» и еще какой-то, чье название я теперь не могу вспомнить.
В «Садко» выступали певицы Люба Успенская и Марина Львовская. Алик Мирлас играл на фортепиано и тоже пел, харьковчанин Вадик Косинов сидел за ударными, а киевлянин Леня Полищуков играл на гитаре. Кстати он вместе с Сашей Фельдманом аккомпанировал Грише Бальберу и Аркадию Северному во время записи их концерта в Киеве в 1977 году.
Гульба в кабаке шла просто невероятная. Все балдеют, дым коромыслом, гудеж.
В тот год была особенно популярна песня Пугачевой «Без меня тебе любимый мой лететь с одним крылом…». Ее пела Люба. Еще вместе с Мариной они здорово исполняли репертуар «итальянцев». Тем вечером я узнал, что не стало Владимира Семеновича Высоцкого, и испытал настоящий шок.

Рита Коган со скрипачем Р.Акопяном и музыкантом Аликом Шабашовым

УВИДЕТЬ ВЫСОЦКОГО…
Вспомнился эпизод, связанный с Высоцким. Еще на Камчатке мы постоянно слушали его песни, а однажды даже пытались с ребятами-музыкантами прорваться в компанию, где присутствовал бард во время посещения Петропавловска, но не вышло.
И вот в начале 70-х я работаю в Москве и узнаю, что Марина Влади принимает участие в торжествах по поводу открытия Московского кинофестиваля.
Я понял, что такой момент упускать невозможно – другого может не быть – где она, там и Владимир. Мне очень захотелось просто взглянуть на этого великого человека.
Выяснилось, что рабочая программа фестиваля шла на Васильевской, в «Доме кино», а пресс-бар дислоцировался в гостинице «Россия». Сегодня этого гигантского здания на набережной Москва-реки больше нет, но горожане помнят, что это был огромный отель, чуть ли не самый большой в Европе. Каждое крыло здания носило название стороны света – «Южный вестибюль», «Северный» и т.д. К тому моменту я успел отработать в каждом из ресторанов гостиницы, по всей, так сказать, «розе ветров» и знал «Россию», как свои пять пальцев. Но как попасть во внутрь? В отеле полно иностранцев. Система пропускная – на дверях охранники из известной конторы, которым помогают всякие дружинники и прочие «бригадмильцы».
Моим местом работы тогда стал ресторан «Лесной» в Измайлово. Я сменил там Леонида Бергера, который уехал в 1973 году на ПМЖ в Австралию. Сумасшедшего уровня был музыкант, подлинный виртуоз. Помню, на его последний в СССР концерт, который как раз проходил в «Лесном», съехался весь цвет артистического мира. Пришла известная певица Гюля Чохели со своим мужем и почему-то стала при всех отговаривать его от эмиграции.
У Лени была популярная вещь «Как прекрасен этот мир, посмотри…», где есть строчка: «А если сорваться, сорваться вдвоем…» Вот он и сорвался вместе с женой. Ну, да ладно…

С Борисом Давидяном (Бокой) в Нью-Йорке, ресторан -Кавказ-, 1987

В общем, отыграл я в тот вечер программу, взял приятеля Сашу, начальника средней руки из «Мосстроя», и отправились мы на пару смотреть Высоцкого. Пресс-бар, как мне удалось узнать, находился на втором этаже Восточного входа. С улицы можно было даже заметить веселящихся людей. Репортеры и артисты выходили покурить на воздух, на небольшую террасу.
Вместе с товарищем я зашел в Северный вестибюль и под каким-то предлогом поднялся к дежурной по второму этажу. Дождавшись момента, когда она отвлеклась, мы быстро проникли на балкон, опоясывающий здание по периметру и начали двигаться к Восточному крылу. Причем, по ходу своего движения приходилось пробираться и через лоджии жилых номеров. Примерно на середине пути кто-то из постояльцев засек нас: поднялся крик, визг, начались звонки в милицию. Внизу забегали сотрудники МВД в форме и штатском – начался шухер. Сашка был номенклатурным работником, членом партии и я, увидев, как разворачиваются события, говорю ему: «Возвращайся-ка ты назад. Чувствую, брат, – будет беда. Сейчас они нас на входе примут тепленьких!» Он так и сделал, а я, как мог быстро, стал пробираться к цели. Пока внизу бегали, пытаясь понять в темноте, где и кто лазает, я уже спрыгнул на террасу пресс-бара. Особенного внимания на меня никто не обратил – все уже поддатые, веселые, пьют коктейли. Я на голубом глазу прохожу в зал, осматриваюсь и замечаю, в «тени» сидят Влади и Высоцкий. Выбрал место, чтобы видеть Владимира Семеновича, падаю на свободное место, подзываю официантку и делаю заказ: «Двести грамм, салат, горячее… А за тот столик (показываю) отнесите, пожалуйста, цветы и шампанское. Если спросят от кого – покажите на меня. Нет – ничего специально не говорите».
Официантка так и сделала. Они, правда, никакого внимания моему презенту не придали, даже не обратили внимания – были заняты беседой. Чувствовалось, что Высоцкий напряжен, задумчив. Посидели они не долго, но я успел хотя бы взглянуть на гения. Помню, он был одет в простенький джинсовый костюм. Наверное, тогда еще был невыездным, а Марина – напротив – поразила очень модным, обтягивающим черным вечерним платьем.
Стоило моему «интересу» исчезнуть, я тоже засобирался. Рассчитался и благополучно вышел через главный вход. Время было пол-четвертого утра.

С Филиппом Киркоровым и Владиславом Медяником, Нью-Йорк, р-н -Северный-, начало 90-х годов

Я жил на улице Грановского (ныне Романов переулок), снимал комнату у сестры маршала Шапошникова. Конечно, семья такого человека имела и другое жилье, но у Галины была откуда-то эта комната в коммуналке. Каждый месяц я ездил в Архангельское, на генеральскую дачу, и отдавал деньги за аренду.
От «России» до квартиры – десять минут пешком. Пересекаю неспешно Красную площадь, приближаюсь к Мавзолею и вдруг сзади чувствую такое «дружеское» похлопывание по плечу. Оборачиваюсь, сзади «двое в сером, двое в штатском»: «Гражданин, пройдемте!» Даже не показали удостоверения. Но я все понял, не стал возражать. Время было такое, что виноваты были все. Молча отправился за ними, только что руки назад не заложил. Гебешники отвели меня в «Россию», в комнату, где сидели представители «органов». Оказывается, они следили за мной с того момента, как засекли на балконе. Решили – это шпион хочет передать что-то своему сообщнику. Со мной была сумка со стандартным мужским «фраерским набором». Ее вытряхнули, обыскали всего с ног до головы. Чисто. При себе у меня было удостоверение: «Моссовет», отдел культуры, МОМА (Московское объединение музыкальных ансамблей)». Чекисты поинтересовались адресом места работы и спросили, зачем я лазил ночью по балконам. «Ребята, — говорю. – Хотел увидеть Высоцкого — вот и вся причина». Они поверили. Отпустили. Но сказали, что на работу «телегу» о моем хулиганском поступке напишут. С утра я подстраховался – отнес девчонкам из секретариата МОМА конфеты, шампанское, но никакой бумаги не последовало. Видимо, сотрудники правильно поняли мой поступок.
ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ МИХАИЛ ГУЛЬКО «СУДЬБА ЭМИГРАНТА», серия «Русские шансонье», Изд. «ДЕКОМ», 2009г.